В дверь постучали.
– Эй, девушки, как насчёт партии в «Монополию»? Никто вроде не рожает. Все детишки спят. Вы как?
– Входи, Чамми.
Камилла Фортескью-Чолмели-Браун. Потомок династии верховных комиссаров в Индии, окончила престижную школу Реден и завершила образование в швейцарском пансионе. В нашем маленьком кружке Чамми представляла сливки общества. Голос у неё звучал как у какого-то комедийного персонажа, и она была такой высокой, что её вечно высмеивали. Но она отвечала на все шпильки с неизменной доброжелательностью.
Чамми подёргала за ручку.
– Старушки, так дверь-то закрыта! Что у вас там? Тёмные делишки обтяпываете, не иначе!
Синтия рассмеялась и открыла.
– У нас тут есть пудинг. Если хочешь, сходи за блюдцем, а заодно позови Трикси.
Когда она вышла, Синтия повернулась ко мне:
– Думаю, лучше рассказать девочкам. Они не обязаны докладывать полиции, но, наверное, что-нибудь придумают. Отец Чамми был в Индии комиссаром округа или кем-то в этом роде. А кузен Трикси – солиситор, так что она, может, немножко разбирается.
Я согласилась. Всё же приятно было разделить с кем-то тревогу после всех этих одиноких метаний.
Девушки вернулись, вооружённые ложками и тарелками, а Чамми – ещё и с полем от «Монополии». Мы разложили пудинг. Синтия уселась на единственный стул, а мы втроём устроились на кровати, туда же поместили поле и подложили книги, чтобы оно не съезжало. Я была против игры, но Синтия сказала, что это поможет нам сбросить напряжение, и оказалась права.
Мы раздали банкноты и распределили их по пачкам, пока Синтия рассказывала им о случившемся. Трикси расхохоталась.
– Ничего себе! То есть она у нас тут подворовывает, оказывается, а никто ничего и не подозревает. Вот ведь старая лиса!
– Ах ты злюка, не смей так говорить о сестре Монике, а не то…
– Не надо здесь скандалить, – вмешалась Синтия. – Если хотите ссориться, выйдите.
– Прости, – неохотно пробормотала я.
– Я буду прилично себя вести, – добавила Трикси. – Даже не буду обзывать её лисой. Но согласитесь, это сенсация. Воображаю себе заголовки: «Истинная жизнь порочной монашки».
Она бросила кубики.
– Две шестёрки. Я начинаю.
– Вот этому я и хочу помешать, – огрызнулась я. – Полиция ничего не узнает.
Я передвинула фишку.
– Ливерпуль-стрит. Беру.
Я решительно выложила банкноты и взяла карточку.
Чамми бросила кубики.
– Это военный совет, и я на твоей стороне, старушка. Самое главное – спасти сестру Монику Джоан от происков полиции, верно? Значит, всё, молчок, рот на замок.
Синтия задумчиво потрясла стаканчиком и бросила кубики.
– Ну, кто-нибудь всё равно узнает, даже если мы будем молчать. Полицейские снова обыщут комнату, они же не дураки.
– Я уже об этом думала, – ответила я. – Может, забрать украшения у неё из спальни и спрятать?
– Не говори ерунды! Тогда ты станешь подельником.
Трикси, на мой взгляд, всегда была чересчур резковата.
– А что такое подельник? Вроде бездельника?
– Подельники – это значит сообщники. Можно участвовать в подготовке преступления или в сокрытии следов, но ты всё равно виновата, – объяснила Трикси и отдала кубики Синтии. Та бросила их.
– Она права. Если украшения найдут у тебя, полицейские скажут, что ты подначивала старушку. Жутко неловко и непонятно, как выкручиваться. Нет, нам надо доказать, что она сама не знала, что творила.
Чамми передвинула фишку, но решила воздержаться от покупки. Трикси немедленно вмешалась:
– Я возьму. А ну-ка отойди. Вообще-то наша старушка кумекает получше многих. Она всё просчитала. Кто заподозрит монашку? Она на это и ставила.
– Не уверена, – Синтия подвинула фишку. – Энджел-Айлингтон. Беру. Мне нравятся синие улицы. По-моему, она всё жё немного в своём уме.
– Да чушь это всё, – огрызнулась Трикси. – Она отлично соображает. Ты же видишь, как она всеми вокруг крутит. И она прекрасно понимает, что делает, поверь. Ей не повредило бы еще разок пообщаться с полицией. Так, банкир, я хочу поставить по дому на каждую свою улицу.
Банкиром у нас была Чамми. Пересчитав деньги, она заметила:
– Не согласна с тобой. По-моему, если к ней ещё раз придут полицейские, её хватит удар.
– Так и будет!
Я так швырнула кубики, что они вылетели за пределы поля и упали на пол.
– Полиция никогда не узнает. Уж я позабочусь об этом.
Синтия подняла кубики – у неё, как у хозяйки комнаты, было право сидеть на единственном стуле.
– Мне кажется, что всё не так просто. Тебе же надо говорить «только правду и ничего, кроме правды».
– Ну это же только в суде, а до суда пока что дело не дошло, – возразила я. – Парк-лейн. Покупаю.
– Ты вообще думаешь, что делаешь? Я уже купила Мейфэр, зачем тебе эта улица? В любом случае, если тебя вызовут в суд, придётся говорить всё как есть.
Я решила не брать Парк-лейн, и Трикси радостно её ухватила.
– А если соврёшь, то это будет считаться препятствием следствию. Мне кузен рассказывал.
Настала очередь Чамми.
– Да, я тоже о таком слышала. Это своего рода сокрытие улик, очень серьёзная штука. Пудинг, кстати, отменный. Ещё не найдётся?
– Нет, но в шкафу есть печенье. Дайте-ка я подвину стул. Может, выпьем кофе?
Трикси потрясла головой:
– Нет, у меня есть идея получше. Брат купил мне на Рождество пару бутылок хереса – решил взбодрить меня в этой унылой монастырской дыре. Выпьем сейчас, глядишь, придумаем что-нибудь. Нам нужно принять какое-нибудь решение. Давайте, несите стаканы для чистки зубов.
Трикси слезла с кровати, а Чамми вспомнила, что с предыдущих посиделок у неё остались шоколадки и засахаренный имбирь. Я пошла к себе за стаканом и финиками с фигами.