Фрэнк был сам не свой от счастья. Он чувствовал себя королём. Никто из его товарищей не был способен на такое. Он спас из работного дома свою сестрёнку, и она никогда туда не вернётся. Пегги была совсем не такой, как он воображал, но это не важно: она оказалась куда лучше. По пути им встречались его знакомые, которые пихали друг друга и кричали:
– Что это у тебя за девка? Где взял? Для нас там таких нет?
– Это моя сестра, – добродушно отвечал Фрэнк, – и она такая одна в целом свете.
Он отвёл её в их комнату и сообщил, что они живут на приличной улице. Он с гордостью продемонстрировал ей все удобства дома. Они проследовали на второй этаж, и юноша показал главный предмет роскоши: газовую печь, на которой она могла готовить. Преодолев два пролёта по деревянной лестнице, он торжественно распахнул дверь.
Это была крошечная чердачная комната со скошенным потолком и узким окном – вместо одного из стёкол в нём красовался картон. С некрашеных стен отваливались хлопья штукатурки. Пожелтевший потолок был покрыт сырыми пятнами. Обстановка, стоившая два шиллинга в неделю, состояла из грубого деревянного стола и стула, узкой железной кровати с серыми армейскими одеялами, деревянного ящика, свечи в молочной бутылке, кувшина, таза и ночной вазы. Выглядело это весьма уныло, но дети любят маленькие комнаты, и Пегги их дом показался раем.
Она бросилась к Фрэнку на шею:
– Тут чудно! Мы правда будем здесь жить? – Она вдруг встревожилась. – Мне же не надо возвращаться? Только не отправляй меня обратно.
Я хочу остаться тут, с тобой.
Он обнял её и уверенно сказал:
– Ты никогда туда не вернёшься. Слышишь? Никогда. Пока я жив. Мы всегда будем вместе. Клянусь. А теперь улыбнись, я хочу посмотреть на ямочки.
Она доверчиво улыбнулась, и он коснулся её лица мизинцами.
– Тебе бы радоваться почаще.
Он принёс еды и разжёг огонь в крохотном камине. Красно-жёлтые языки пламени добавили красок комнате. Фрэнк купил выпечку и настоящее масло, и они уселись на полу у огня, поджаривая кексы на кончике ножа. Было так вкусно, что Пегги всё ела и ела, и масло стекало у неё по подбородку. Юноша рассмеялся и вытер его рукой. Она поймала его руку и слизала масло у него с пальца. Взгляд её затуманился. По коже у него пробежали мурашки. Он не знал, что сказать.
– Кексы и масло, – пробормотала она. – Лучше, чем этот вонючий чёрствый хлеб и маргарин. А можно я всегда буду есть кексы?
– Конечно. Сколько угодно. Я уж позабочусь. Хоть каждый день ешь. И конфеты, и шоколад, и пироги.
– А джем можно? А мёд, а сливки?
– Всё, что захочешь, сестрёнка. Вот увидишь.
– А красивые платья?
– Да сколько скажешь.
– А экипаж с четырьмя лошадьми?
– Конечно. Шесть лошадей и кучер.
Пегги вздохнула от счастья. Но на душе у неё было тревожно, и она приникла к брату.
– Но ты же никуда не уйдёшь? Ты же не позволишь им опять меня забрать?
Глаза её расширились от ужаса. Его взгляд был спокойным, а голос звучал уверенно.
– Никто тебя у меня не заберёт. Никто. Никогда. Я же пообещал. Мы всегда будем вместе.
Обилие кексов и переживаний и тепло камина сделали своё дело, и Пегги стала засыпать. Фрэнк разглядывал её, думая, что никогда не видел такой красавицы. Она была куда краше всех подружек его товарищей. Все они были грубыми шумными девахами с грязными волосами. Он наклонился и коснулся её локонов. Они напоминали шёлк, и он дунул на прядь, чтобы посмотреть, как она разлетится. Почувствовав его дыхание, Пегги открыла глаза.
– Пойдём, малышка, пора спать.
Фрэнк говорил так же, когда ему было шесть, а ей – два. Она хихикнула и привалилась к стене, стуча по полу пятками.
– А вот и не пойду!
Он стянул с неё ботинки и носки, приговаривая, как тогда:
– Этот поросёнок пошёл на рынок, этот остался дома…
– …А этот пел песни по пути домой! Домой, Фрэнк, не в работный дом, а сюда, к тебе.
Он раздел сонную девочку, как делал это почти десять лет назад. Юноша уложил её в кровать, и она тут же уснула, укутавшись в тёплое одеяло.
Фрэнк подбросил в огонь ещё одно полено. Спать ему не хотелось. Он ощущал необычайный прилив энергии, и внутри него пробудилось множество чувств. Всё получилось! Он спас её! Теперь всё будет хорошо. А как этот вонючий директор подскочил, когда увидел его сберкнижку и узнал, где они будут жить. Фрэнк гордо оглядел комнату. Вот это настоящая роскошь.
Он погладил по волосам спящую девочку, и его охватила нежность. Это его сестра. Похожа ли она на их мать? Сложно было сказать. Теперь Пегги появилась вживую, и образ матери стал понемногу таять. Какие же девочки нежные и милые. Он погладил её мягкое белое плечо и сравнил со своим, покрытым чёрными волосами. Он взял её руку и заметил, какие у неё красные, потрескавшиеся пальцы и короткие переломанные ногти. Вот твари! Её вынуждали тяжело работать! Лучше б им не попадаться ему на пути, а то он их переубивает! Нет, это было бы слишком хорошо. Лучше заставить их самих скоблить полы. Пусть трудятся годами! Вот это будет для них урок. Он выругался и поклялся, что Пегги теперь никогда не придётся гнуть спину.
Он встал и поддел бревно ногой. В воздух взвились искры, и угли заалели – в их свете мрачный чердак казался уютным. Он оглянулся и вспомнил про унылое жильё, где он провёл два года. Вот же мерзость! Жильцы вечно кашляли и плевались. Все мужчины постоянно пускают газы, рыгают и ругаются. Дерутся не пойми из-за чего. Он не только спас Пегги. Он и себя спас из этой вонючей дыры и больше туда не вернётся. Никогда.
Фрэнк снова сел рядом с девочкой и стал слушать её тихое дыхание. А мужчины храпят! По крайней мере, все известные ему мужчины храпели как слоны. Спать было невозможно. Пегги тихо засопела, и Фрэнк задержал дыхание. Так вот как девушки храпят? Ему вспомнилась общая спальня в работном доме, семьдесят мальчиков, надзиратель, но он быстро оборвал эти мысли. Не надо об этом больше думать. Это слишком ужасно. Теперь они оба выбрались и уже туда не попадут. Они будут вместе. Решительно выпятив челюсть, он стал думать о будущем.