Тени Ист-Энда - Страница 48

Она повернулась к сестре Монике Джоан:

– Вам помочь, дорогая? Какую прелестную детскую шаль вы вяжете! Давайте её уберём?

Она взялась за ручку сумочки для рукоделия. Сестра Моника Джоан вцепилась в неё:

– Не трогайте!

Она потянула сумочку к себе, но та зацепилась ручкой за запястье сестры Джулианны. Шов треснул, и на пол хлынул поток колец, часов, браслетов и цепочек.

Суд

Наступила полная тишина. Держа в руках разорванную сумочку для рукоделия, сёстры Джулианна и Моника Джоан смотрели друг на друга. Казалось, прошла вечность.

Тишину нарушила сестра Моника Джоан.

– Неодушевлённые объекты порой живут собственной жизнью, независимой от творца, вы замечали? – Она обвела нас взглядом. – А когда атом возбуждается, вокруг него образуется магнитное поле.

– Вы хотите сказать, сестра, что эти неодушевлённые объекты попали к вам в сумочку благодаря магнитному притяжению? – в голосе сестры Джулианны прозвучали саркастические нотки.

– Определённо. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

– Не надо называть меня Горацио.

– Какие мы обидчивые! – Сестра Моника Джоан ничуть не смутилась. – Проблема в том, что ограниченные умы не в силах постичь компаративистику. Побрякушки можете оставить себе. Используйте их во благо. Их могут счесть тайной, драмой, аллегорией. Используйте же их во благо, я говорю; они живут своей жизнью, наделены собственной силой и судьбой.

С этими словами она покинула комнату.

Трикси прыснула и повернулась ко мне:

– Теперь я тебе верю. Я-то думала, что это всё твоё воспалённое воображение. Вот ведь старая… Извините, сестра.

Сестра Джулианна взглянула на меня.

– Давно вы об этом знаете?

– Около двух недель.

Я была ужасно смущена.

– И ничего не сказали?

Мне удалось лишь проблеять:

– Простите, пожалуйста.

– Зайдите ко мне в кабинет после ужина и перед вечерней службой. А теперь надо всё собрать.

Она нагнулась и принялась складывать украшения. Мы молча ей помогали.

Тем вечером мне сложно было сосредоточиться на работе, и младенцы, отказывающиеся от молока, лишь раздражали меня. В глубине души я была довольна, что тайна, так давившая на меня в последнее время, наконец-то открылась. С другой стороны, я кляла себя, что не смогла избавиться от украшений, прежде чем их обнаружила сестра Джулианна. Мысль о предстоящем разговоре не давала мне покоя, и я крайне неохотно отправилась обратно в Ноннатус-Хаус.

Войдя в смотровую, я сразу поняла, что в доме полиция. Обычно после рабочего дня девушки шумно и весело убирались и распаковывали сумки; но не сегодня.

Рут подняла на меня взгляд, глаза у неё были красные.

– Идите к сестре Джулианне, – тихо сказала она.

Меня замутило.

– Я разберу твою сумку, – сказала Синтия. – Не беспокойся.

Я постучала в дверь кабинета и вошла. Там были всё те же сержант и констебль. На столе лежали драгоценности.

– Вот медсестра, которая более двух недель знала о наличии этого… – сестра Джулианна запнулась, – тайника.

Лицо моё пылало. Я чувствовала себя преступницей.

Со мной говорил сержант, а констебль всё записывал. Они потребовали сообщить моё имя, возраст, домашний адрес, назвать ближайших родственников, профессию отца и множество других сведений.

– Когда вы впервые увидели эти украшения?

– В понедельник днём, две недели назад.

– Вы узнаёте их сейчас?

– Не могу ручаться, я не разглядывала их.

– Но они выглядят так же?

– Да.

– Где вы их нашли?

– В нижнем ящике прикроватной тумбочки.

Констебль полистал блокнот.

– Мы осматривали тумбочку, сэр, там ничего не было. Их положили туда после нашего визита.

– Я так и думал. И что вы сделали, медсестра?

– Ничего.

– Вы знали, что эти украшения представляют большую ценность?

– Предполагала, но не была уверена.

– Почему вы мне не сказали? – вмешалась сестра Джулианна.

– Я обещала.

Сестра Джулианна хотела что-то сказать, но сержант её остановил.

– Кому обещали?

– Сестре Монике Джоан.

– Так она знала, что вы их видели?

– Да.

– И заставила вас пообещать, что вы будете молчать?

– Да… нет. Она меня не заставляла, я пообещала сама.

– Почему?

– Потому что она была расстроена.

– Из-за чего?

– Из-за украшений.

– Расстроена, потому что вы их нашли?

– Наверное.

– Расстроена, что её раскрыли?

– Не знаю.

– Она была расстроена до того, как вы их нашли?

– Нет, до этого она была счастлива.

– Была ли она счастлива, когда вы с ней расстались?

– Да.

– Почему?

Мне не хотелось отвечать, но он повторил:

– Почему?

– Видимо, потому, что я пообещала никому не говорить.

Сержант взглянул на констебля.

– Сестра Моника Джоан, очевидно, понимала, что делает. Вначале она перепрятала украшения, чтобы её не раскусили, а когда их обнаружили, она успокоилась, получив с вас обещание, что вы будете молчать.

Он вновь повернулся ко мне.

– Когда вы нашли украшения, вы знали, что полиция занимается кражами у местных торговцев?

– Знала.

– Вам не пришло в голову, что драгоценности могут иметь отношение к делу?

– Не знаю.

– Сестра, мне не хотелось бы оскорблять вас обвинением в глупости.

– Наверное, да, я подумала, что это может быть связано.

– Вы понимали, что сокрытие улик во время расследования – это преступление?

Во рту у меня пересохло, а голова закружилось. Одно дело – заниматься чем-то втайне, и совсем другое – слышать, как тебя обвиняет полицейский. Мой голос прозвучал едва слышно: