Тени Ист-Энда - Страница 46

Я с удовольствием оглядела собравшихся. Сцена была идиллическая – она могла бы относиться к любому периоду в истории, когда женщинам больше нечем было заняться. Сестра Джулианна необычайно споро мастерила тряпичных кукол: шила им крохотные жилетки и туфли, пришивала пуговичные глаза и приклеивала шерстяные волосы. Сестра Бернадетт считалась специалистом по куклам Голли – в наши дни дети с такими не играют, но тогда они были в моде. Сестра Евангелина подрубала носовые платки, а новообращённая Рут занималась чем-то странным. В руках у неё была какая-то деревянная штука наподобие катушки, в головку которой было вбито четыре гвоздя без шляпки. Она обматывала толстую льняную нить вокруг гвоздей с помощью небольшого инструмента, с каждым оборотом протягивая нить через катушку. Из центра катушки свисала сплетённая тесьма, уже довольно длинная, но Рут не останавливалась.

Да что это могло быть? Я наблюдала за ней как заворожённая. Заметив мое любопытство, она со смехом пояснила:

– Пытаетесь понять, что это? Это будет мой пояс. Скоро у меня состоится первый постриг, и я буду давать обеты. Во время этого на мне должен быть пояс, обмотанный вокруг талии три раза, с тремя узлами на конце. Это напоминание о трёх обетах, которые мы принимаем, – нестяжания, безбрачия и послушания.

Она была красавицей, а улыбка её так и светилась. Её призвание явно наполняло её радостью.

Мы продолжили обсуждать ярмарку, решая, кто будет стоять за прилавками. Миссис Би, как обычно, должна была продавать кексы, а Фред, истопник, каждый год весьма успешно торговал подержанными инструментами, что привлекало на мероприятие мужчин. Фред хвастался, что может сбыть всё, что угодно. Дайте ему мешок сена, ржавые гвозди, и он выручит за них деньги.

Прозвенел звонок.

– Кто это? Мы никого не ждём. Вы не могли бы открыть, сестра Браун?

Чамми отложила свою вышивку и вышла. Мы продолжили разговор, гадая, не согласится ли поиграть для нас оркестр из клуба «Спай». Надо ли им платить, и если да, то сколько?

– А как насчёт чая с кексами? – вмешался кто-то. – Разве это не достаточная оплата?

– Да что там случилось с сестрой Браун? – фыркнула сестра Евангелина. – Её нет уже минут пять. Не так уж и сложно отпереть дверь.

В этот момент в комнату вернулась Чамми, багровая от смущения. Она случайно пнула корзину для бумаг, и та взлетела в воздух – при этом содержимое рассыпалось – и ударила в висок сестру Евангелину, сбив с неё чепец. Та уколола себе палец, и кровь закапала на платок, который она подрубала.

– Неуклюжая растяпа! – вырвалось у сестры Евангелины. – Посмотрите только!

Она сунула палец в рот и помахала испорченным платком.

– Ничего страшного, – вмешалась сестра Джулианна. – Перевяжите палец, чтобы не запачкать всё остальное. Лучше испортить один платок, чем дюжину, верно? Теперь, сестра Браун, говорите, что случилось.

Чамми открыла рот, но не издала ни звука. Она попыталась заговорить, но у неё ничего не вышло.

Сёстры встревожились.

– Бедное дитя, присядьте же.

Чамми села и вновь попыталась что-то сказать. Связки наконец повиновались, и она торопливо выпалила:

– Сестра, там полицейский, он хочет вас видеть!

Трикси так и взвизгнула от смеха.

– Я ж говорю, она влюбилась в полицейского!

Чамми с силой её пнула.

– Что же за несчастье, – озабоченно сказала сестра Джулианна. – Пойду выясню.

Мы переглянулись. Сестра Джулианна употребляла такие сильные слова, как «несчастье», только в крайнем случае.

Услышав, что пришел полицейский, я занервничала. До этого момента мне удавалось не думать о драгоценностях, найденных в комнате сестры Моники Джоан. Я тревожно оглянулась на Синтию, которая продолжала вышивать подушечку, не поднимая взгляда. Все сёстры молча склонились над своей работой. Чамми вновь взялась за шитьё, но руки у неё так тряслись, что она не могла удержать иголку.

Тишину нарушила Трикси.

– Ну что, за старушкой пришли. Сейчас начнётся заваруха.

– Да придержи ты наконец язык, болтушка! – воскликнула сестра Евангелина. – Можешь ты хоть раз в жизни помолчать?

– Извините.

Но Трикси совершенно не выглядела раскаявшейся.

Мне удалось поймать взгляд Синтии, и мы посмотрели друг друга с тревогой. Новообращённая Рут, глотая слёзы, ожесточённо ткала свой пояс. Сестра Бернадетт яростно запихивала набивку в ноги своей кукле. Тикали часы, и никто не произносил ни слова, не считая случайных фраз вроде: «Передайте ножницы, пожалуйста» или «У вас нет голубых ниток?»

Услышав мягкие шаги сестры Джулианны, мы все с надеждой подняли глаза, но она прошла мимо двери и удалилась наверх. Тут сестёр охватила настоящая тревога.

Кажется, у меня напрягся каждый мускул в груди и животе, и мне стало жарко.

– Может, проветрим?

– Я как раз хотела предложить то же самое, – сказала сестра Бернадетт, и Синтия, которая сидела к окну ближе всех, встала и открыла створку. Время шло, мы продолжали шить в тишине.

За дверью вновь послышались шаги – теперь кто-то спускался по лестнице. Мы все переглянулись, думая об одном и том же: что же с ней станет?

Дверь распахнулась. На пороге стояла сестра Джулианна. Она буквально светилась от радости.

– Они снимают все обвинения и не будут её преследовать! Какое же облегчение, просто гора с плеч! Я только что заходила к сестре Монике Джоан и сообщила ей новости. Не уверена, правда, что она меня поняла – она просто молча на меня смотрела.

– Слава Богу, – сказала сестра Евангелина, громко высморкалась в заляпанный кровью платок и промокнула глаза. – Восславим же Господа за милосердие его.