В сентябре 1914 года в работный дом пришёл уличный торговец по имени Тип и попросил проводить его к директору. Директор держался чопорно и важно, гость без умолку болтал и в общем вёл себя развязно. Своим хриплым, порой срывающимся голосом он сообщил, что его помощник отправился на войну, и ему нужен умный мальчонка лет одиннадцати-двенадцати, но лучше б одиннадцати, поскольку они быстро учатся, да чтобы трудолюбивый был и хватал на лету, и никакая там особенная грамотность ему не требуется, для торговли рыбой это без надобности и что-то ни разу не пригодилось, но он, Тип, сам всему мальчонку научит и сделает из него хорошего торговца, чтоб тот смог себе честно зарабатывать на жизнь и вращаться в лучшем обществе, а уж крышу над головой и питание он ему обеспечит, вернее, мадам его, и нет ли у директора на примете такого паренька, чтобы работы не боялся?
Голос Типа то срывался на визг, то переходил на шепот, он то ревел, то подвывал. Директор задумался, и торговец, который не привык молчать и представить не мог, о чём тут размышлять, начал заново:
– И чтоб сильный был, потому что в таком деле нытики ни к чему, а мадам моя уж накормит его, чтоб силёнки были, а ещё…
Директор поднял руку, чтобы утихомирить гостя.
– Подождите здесь, пожалуйста, – сказал он и вышел из кабинета.
Директоров работных домов поощряли, когда те отправляли детей куда-то ещё для снижения расходов, но просто выставить их на улицу, не удостоверившись, что у них будут еда и кров, было нельзя. Но разрешалось отдавать их в подмастерья.
Директор как следует обдумал просьбу торговца, и ему вспомнился Фрэнк – ему как раз одиннадцать, он сильный, выносливый, послушный мальчик, а по словам учителей, ещё и «способный, хоть и неусидчивый».
Фрэнка вызвали из столовой, где он вместе со всеми пил чай.
– Стой прямо, смотри бодро и молчи, – велел директор, взяв его за ухо. – Там за тобой пришли.
Они вошли в кабинет, где сидел и насвистывал торговец. Свистел он невероятно музыкально, что казалось странным при его необычном голосе.
– Этот мальчик, по-моему, вам подходит. Уверяю, работы он не боится. Все наши ребята умеют трудиться.
Тип оглядел Фрэнка с головы до пят и пососал зуб. У него осталось всего два зуба, один на нижней, а другой на верхней челюсти, и он крайне комично сосал их по очереди.
Он ущипнул мальчика за ухо.
– Ну и костлявый ты. Ящик с селёдкой-то подымешь?
Фрэнк не осмелился ответить и просто кивнул.
– А язык-то у тебя есть, или как?
Фрэнк снова кивнул.
– Есть у него язык, и он отлично болтает, когда хочет, – вмешался директор.
– Да-а, мальчонка должен кричать так, чтоб вся улица оборачивалась.
– Тогда он вам подойдёт. Его голос звучит как труба, – решительно сказал директор.
– Ладно, беру его. Ежели не справится, на следующей неделе верну.
Не успел Фрэнк сказать и слова, как с него стащили форму и натянули дурно сидящую уличную одежду. Тип взял его за руку, и они вышли на улицу.
Торговец одевался броско. Серо-бурые рабочие вещи были не для него. Он носил зелёные парусиновые штаны и ярко-синюю рубашку. На ботинках у него были огромные банты вместо скромных шнурков, а на горло он повязывал красно-синий шёлковый платок. На голове у него красовалась не банальная английская шляпа, не обычный французский беретик – хотя нечто французское в этом головном уборе чувствовалось. Это был огромный берет из наилучшего бархата, а цвет его, не то синий, не то зелёный, менялся и играл в зависимости от освещения и движения хозяина. Он почитал себя настоящим щёголем, и его мадам безмерно его обожала.
Мужчина оглядел Фрэнка, и честолюбие подсказало ему, что подобное соседство будет бросать тень на его сияющий облик.
– В нашем деле надо выглядеть соответствующе, малец. Нельзя ходить в таком рубище. Леди это не по нраву. А они нам всю кассу делают, ясно? Так что дамам надо угождать. Это первое правило. Пойдём-ка прикупим тебе какой новой одёжки.
В таком виде ты мне всё погубишь. Все леди поразбегутся. Есть тут один еврейчик, он тебе справит костюмчик в лучшем виде.
Когда Тип начал говорить, голос его казался низким, но под конец слова́ звучали визгливо и скрипуче. Увидев, с каким удивлением слушает его Фрэнк, торговец пояснил:
– Это всё горло. Поизносилось с годами от крика. Так хорошего торговца и узнаёшь, а я один из лучших. Горло не выдерживает. За этим мне мальчонка и нужен, чтоб зазывать, ну и для других дел, которых тут масса. Давай-ка послушаем тебя. Видишь того ребятёнка, что в луже играет? А ну-ка крикни ему что есть мочи: «Эй, малец, мамка идёт!»
Фрэнк, воодушевившись, завопил изо всех сил. Паренёк подпрыгнул и бросился наутёк. Фрэнк расхохотался и схватил Типа за руку.
– Что надо, – заявил Тип. – Ну что, ежели ты и остальному научишься так же быстро, мы с тобой прославимся. Пойдём-ка теперь ко мне домой, и моя мадам – её Куколкой звать – редкой души женщина, но не терпит, чтобы ей дерзили всякие, так что и не вздумай.
Тип в задумчивости потёр подбородок и добавил вполголоса:
– И лучше б тебе её не злить, точно тебе говорю.
По тёмной и вонючей лестнице они взобрались на четвёртый этаж. Их встретила пышная женщина в красной юбке с грязным обтрёпанным подолом и лиловой, глухо застёгнутой блузе – огромная грудь рвалась наружу, взывая о помощи. Талию украшал пояс из агатовых бусин, по плечам рассыпались тяжёлые чёрные волосы. Зубы у неё тоже были чёрные, словно выкрашенные в тон наряду. Оглядев их, она воскликнула:
– Этот, что ли, из работного дома? Господи, ну и худышка! – Она прижала голову Фрэнка к груди. Это оказалось довольно приятно, хотя запах у неё мог бы быть и посвежее. – Надо бы ему пирожка выдать, а, Тип?