Тени Ист-Энда - Страница 77

Пока я снимала повязку, он задумчиво молчал. Наверное, мы оба гадали, о чём думает собеседник.

Он нарушил молчание:

– Вы слышали, наверное, что наши дома сносят? Ну да, слышали, конечно. Не понимаю зачем. Они прочные. Перенесли даже бомбардировку, когда тысячи зданий сложились, точно карточные домики. Альберта-билдингс простояли бы ещё много веков, а они хотят их уничтожить. Все мои призраки погибнут вместе с обломками. Но найдут ли они покой? А я?

Его явно мучали предчувствия.

– Что вам предлагают взамен? – спросила я.

Он вздрогнул, словно мой вопрос разбудил его.

– Взамен? Не знаю. Какую-то квартиру в Харлоу, ещё одну в каком-то Хемел-Хэмпстеде. Надо подумать. Конечно, спасибо, что вообще что-то предлагают. Во времена моего детства если арендатор выселял вас, то взамен ничего не полагалось. Так что спасибо им – так я и сказал той леди.

Я улыбнулась. В это непростое время мало кто из социальных работников слышал благодарность.

– Сколько у вас времени на размышления?

– Несколько недель. Возможно, месяц. Не больше. Всё очень внезапно.

Действительно, внезапно. Стихли весёлые крики детей. Квартиры пустели, и по двору сновали грузчики, окна были заколочены, лестницы пылились и разрушались, мусорные вёдра валялись на земле. На смену постоянному гулу человеческой жизни пришло эхо: в опустевших дворах звуки голосов отражались от стен, пока не замолкали в застывшем воздухе.

Я не знала, как мы теперь будем видеться с мистером Коллеттом. Если он переедет куда-нибудь за город, в Хартфордшир или Эссекс, как часто мне удастся его навещать? Видимо, нашим уютным разговорам за хересом и шоколадками пришёл конец.

Через неделю я заглянула к нему, чтобы узнать, что он решил.

– Я еду в Сент-Марк в Майл-Энд, – сообщил он. – В дни моей молодости там располагался работный дом. Но это было давно. Теперь это пристанище для стариков вроде меня. Думаю, это к лучшему. Социальная работница говорит, что за мной будут хорошо ухаживать. Я уезжаю на следующей неделе.

Новости опечалили меня и встревожили. Тени работных домов более века омрачали жизни тысяч людей. Хотя в 1930 году их официально упразднили, они продолжали существовать под другими названиями. Мне стало страшно за мистера Коллетта, но я не хотела выражать сомнений или пугать его, так что просто сказала:

– Буду навещать вас, обещаю.

Вернувшись в Ноннатус-Хаус, я излила свои тревоги сестре Джулианне.

– Вы должны понимать, что это только его решение, – сказала она с очень серьёзным видом. – Он умный человек и наверняка понимает, что вряд ли сможет ухаживать за собой в новом месте.

Я тогда была молодой, горячей и склонной к спорам.

– Но ему уже гораздо лучше! Он спокойно управляется сам! Видит он плохо, но это не слепота, и он лёгко находит всё, что нужно.

Сестра Джулианна нежно улыбнулась:

– Да, милая, я знаю, но это лишь потому, что он знает, где что находится. Он способен жить в одиночестве только благодаря привычке.

В другом доме ему придётся тяжело. Так бывает со многими стариками.

Я продолжала беспокоиться, но понимала, что ничего не могу сделать.

Несколько дней спустя, проходя мимо, я решила заглянуть и договориться о прощальном вечере со своим старым другом. К моему изумлению, квартира была пуста. Я выглянула в окно. Здесь всё было тем же, но и другим. Неодушевлённые объекты живут своей жизнью, особенно когда их постоянно использует кто-то из людей. Когда эта жизнь заканчивается, они выглядят уныло и потерянно, словно мебель, небрежно составленная на складе. Я знала, что мистера Коллетта тут больше нет, и не нуждалась ни в чьих подтверждениях, однако в этот момент из дверей вышла – или, скорее, выползла – его соседка. Куда делись надменность, агрессия, суетливость? Теперь она казалось воплощением апатии и отчаяния.

– Нет его, – сказала она монотонно. – Утром забрали, с вещами. Скоро и меня заберут.

Она скрылась в квартире и заперлась. В Попларе никогда не закрывали днём дверей – разве что те, кто чего-то опасался.

Вернувшись в Ноннатус-Хаус и поднимаясь по лестнице, я почувствовала, насколько мне грустно. Всё произошло так неожиданно. Первым моим порывом было отправиться к своему другу, но затем я заколебалась – надо же дать ему время устроиться и познакомиться с окружающими. Возможно, это и к лучшему. Если чему-то суждено произойти, пусть случается мгновенно. Он мудрый старик и не согласился бы уехать так быстро, если бы из отсрочки мог выйти какой-то толк.

Две недели спустя я села на велосипед после обеда и отправилась на поиски Сент-Марка. За высокими железными воротами высились мрачные серые дома. Я привыкла к старым зданиям работных домов, поскольку большинство из них переделали в тюрьмы или больницы. Все они выглядели уныло, но мне никогда не встречались строения, подобные Сент-Марку. Сердце моё сжалось.

Я спросила, где найти мистера Коллетта. Видимо, я воображала, что услужливая хорошенькая медсестра в накрахмаленном халате отведёт меня прямиком к моему другу. Этого не произошло. Единственный, кто мне попался, – довольно неряшливый рабочий, который толкал перед собой тележку с какими-то корзинами. По-английски он не говорил и молча указал на дверь. Внутри оказалось что-то вроде конторы, но совершенно пустой: высокие потолки, холодный воздух, потрескавшаяся краска на стенах.

Я поздоровалась, и мой голос эхом отозвался на лестнице. Никто не вышел.

Я заглянула в какую-то другую дверь. Передо мной открылся широкий пустой коридор с десятком дверей – я открыла одну из них и оказалась в большой комнате, где за пластиковым столом сидело множество стариков. Для помещения, где было так много народу, тут было поразительно тихо. Пустые и невыразительные взгляды уставились на меня. Я огляделась, но не нашла мистера Коллетта, и у кого спросить о нём – тоже было неясно. Услышав звон тарелок, предполагающих наличие кухни, я пошла на звук. Мне встретились два юноши, но оба не говорили по-английски. Они несколько раз повторили «Коллетт» и затрясли головами. Один из них показал на соседнее здание.