Дни текли мирно. Полковник привязался к Джейн. Ему нравились её молчаливость и скромность.
– Одного у неё не отнять, – заявил он как-то. – Эта твоя кобылка вряд ли сведёт тебя с ума своими разговорами. Не выношу этих болтливых сорок, которые и рта закрыть не могут.
– Это значит, ты нас благословляешь? – спросил его сын с улыбкой.
– Благословляю я вас или нет, понятно, что ты уже твёрдо всё решил, и мне тут ничего не поделать. Давай, женись, твоя мать была бы рада, упокой Господь её душу.
Мистер и миссис Эпплби-Торнтон приехали в Поплар на несколько дней, прежде чем отправиться в Сьерра-Леоне. Никогда прежде я не видела таких перемен в человеке. Джейн держалась прямо и величественно, глаза её светились, и от неё исходила спокойная уверенность. Пиппин не сводил с неё взгляда и называл не иначе как «моей милой женой» или «моей обожаемой Джейн».
Разумеется, мы устроили вечеринку. Монахини их обожают. Это очень скромные мероприятия, и заканчиваются они обычно не позже девяти, после чего наступает время службы и вечернего обета молчания. Но веселиться мы умеем. Миссис Би приготовила восхитительные пироги и бутерброды, к которым мы подали сладкий херес, присланный настоятелем. Двери были открыты для всех, кто знал Джейн и хотел пожелать счастливой паре всего наилучшего. Пришло около полусотни человек, и мальчики из местного молодёжного клуба сыграли нам на гитарах и барабанах, что было сочтено крайне смелым. Пиппин выступил с прекрасной речью. Витиеватость фраз и богатство лексики (упоминались, к примеру, драгоценные перлы и амброзия изысканной выдержки) помешали многим присутствующим полностью постичь суть выступления, но вкратце оно сводилось к тому, что перед нами счастливейший человек на Земле, и по завершении все зааплодировали.
Когда начались танцы, зазвонил телефон. В тот вечер дежурила я.
– Да… да… Ноннатус-Хаус. Миссис Смит…
А какой адрес? Как часто идут схватки? А воды отошли? Пусть лежит в постели, я сейчас приеду.
Сестра Моника Джоан не умерла. После того как однажды холодным ноябрьским утром она разгуливала по Ист-Индия-Док-роуд в ночной рубашке, у нее началась тяжёлая пневмония, но она справилась с ней. На самом деле это происшествие, скорее, вернуло её к жизни. Возможно, она наслаждалась хлопотами и суетой сестёр и миссис Би, нашей поварихи. Вне всякого сомнения, ей нравилось быть в центре внимания. Возможно, пенициллин, новое чудодейственное лекарство, расшевелил её старое сердце. Как бы то ни было, сестра Моника Джоан в свои девяносто воодушевилась и вскоре, ко всеобщей радости, уже ходила по всему Поплару.
Сёстры Святого Раймонда Нонната представляли собой англиканский орден монахинь с профессиональным образованием – все они являлись медсёстрами и акушерками, и их задачей была работа с беднейшими слоями населения. Они обосновались в Докленде в 1870-х, и это была настоящая революция. Малообеспеченным женщинам в те годы не полагалась никакая медицинская поддержка во время беременности и родов, и смертность была очень высока.
Акушерства как отдельной профессии не существовало в принципе. В каждом сообществе имелись женщины, которые принимали роды, и знания об этом процессе традиционно передавались от матери к дочери. Таких женщин называли повитухами, и про них говорили, что они «достают да выносят» (то есть принимают роды и выносят тела умерших). Некоторые знали своё дело и были заботливы и добросовестны, но ни у кого из них не было ни образования, ни лицензии.
Множество женщин, включая сестёр нашего прихода, боролись с бесконечными насмешками и абсурдными препятствиями со стороны парламента, добиваясь, чтобы акушерство признали профессией, а акушерки получали обучение и лицензии. После того как палата заблокировала несколько законопроектов, женщины наконец победили, и в 1902 году был официально принят Повивальный закон. После основания Королевского колледжа акушерского дела показатели смертности среди рожениц и новорождённых начали падать.
Сёстры были настоящими героинями. Они трудились в портовых трущобах, куда в те времена не отваживался заходить никто, кроме полиции. Они не прекращали работу во время эпидемий холеры, тифа, туберкулёза, скарлатины и оспы, не боясь заразиться. Они помогали во время двух мировых войн и пережили бомбардировку «Лондонский блиц». Их вдохновляла и поддерживала идея служения Господу и человечеству.
Но не думайте, что сёстры обитали в своём мирке из колоколов и чёток, отрезанные от жизни. Все они вместе и каждая по отдельности видели больше примеров героизма, деградации, греха и чудес, чем многие видят за всю жизнь. Они не были далёкими от реальности святошами, отнюдь. Это были решительные женщины, испытавшие всё, пережившие любовь и горе и оставшиеся верными своему призванию.
Ноннатус-Хаус стоял неподалеку от Ист-Индия-Док-роуд, вблизи Поплар-Хай-стрит и туннеля Блэкуолл. Это было крупное викторианское здание рядом с разбомблённым пустырём. Треть доклендских трущоб были уничтожены в ходе «Блица», и большую часть руин и мусора так и не убрали. На этих пустырях днём играли дети, а по ночам здесь спали пьяницы.
Поплар страдал хроническим перенаселением – говорили, что здесь обитает пятьдесят тысяч человек на квадратную милю. После Второй мировой войны положение дел ухудшилось, поскольку было разрушено множество домов и квартир, а восстановительные работы так и не начались, поэтому люди просто переезжали друг к другу. Многие семьи жили в крошечных домишках тремя, четырьмя поколениями. Порой пятнадцать человек ютились в двух-трёх комнатушках многоквартирного дома – Канада-билдингс, Пибоди-билдингс или злополучный Блэкуолл-Тенементс. Это были викторианские здания с квадратным центральным двором и выходящими на него балконами – своеобразными артериями всего дома. Уединение здесь не представлялось возможным. Все знали, кто чем занят, и порой, когда жизнь в тесноте окончательно выводила людей из себя, тут случались жуткие скандалы. В грязных зданиях было полно насекомых. В лучших домах имелся водопровод и даже туалет, но в большинстве не было ни того, ни другого, и инфекции распространялись с пугающей скоростью.